Наводил сегодня порядок в "оружейке" и к стыду своему заметил, что верные старые ботики мои с грязью на подошве. Принялся за мойку, а пока мыл - нахлынули воспоминания... Покупал я их добрых лет 7-8 тому на офсайте Даннера за просто неприличную на то время для меня сумму то ли 409.99, то ли 449.99... До сих пор считаю этого производителя лидером мирового "ботинкостроения". Именно эта модель - контрактный оригинал для ВВС США. На старой версии сайта о ней было как-то так: "... не зависимо, где придется катапультироваться летчику: над ледяными пустошами Исландии, иракской пустыней или тайгой Аляски, он гарантированно вернется в них домой...". И таскал я их ну просто беспощадно, а им хоть бы хны... Даже шнурки еще те. Коробка там была, как тубус от 40-летнего "Енси", сафьяновый мешочек, спрей антибактериальный... Вот типичный пример того, что "сумма со временем забудется, а качество остается"...
А сколько охот в них у меня получилось! И ноги в раскисшей зяби разъезжались, и похрустывал под подошвой первый осенний ледок на лужах, и пылили они по каланчацким солончакам, и мяли воронцовский чернозем, и сушились у костра из акациевого валежника, и упирались подошвами враспор бетонных колец, когда свалился я по первой пороше в заметенный колодец заброшенного оросительного коллектора... Эх, всего было... Скольео меня уже критиковали по поводу этих "старичков", сколько уж я сам порывался их сменить на более новую модель "даннера", а рука не подымается. Навроде старого друга стали... Думается сейчас много, а слов правильных не нахожу...
Зато у Акунина в "Турецком гамбите" д'Эвре красиво сказал:
«Ревю Паризьен» (Париж),
18(6) июля 1877 г.
Шарль д’Эвре
СТАРЫЕ САПОГИ
Фронтовая зарисовка
Кожа на них потрескалась и стала мягче лошадиных губ. В приличном обществе в таких сапогах не появишься. Я этого и не делаю — сапоги предназначены для иного.
Мне сшил их старый софийский еврей десять лет назад. Он содрал с меня десять лир и сказал: «Господин, из меня уже давно репей вырастет, а ты все еще будешь носить эти сапоги и вспоминать Исаака добрым словом».
Не прошло и года, и на раскопках ассирийского города в Междуречье у левого сапога отлетел каблук. Мне пришлось вернуться в лагерь одному. Я хромал по раскаленному песку, ругал старого софийского мошенника последними словами и клялся, что сожгу сапоги на костре.
Мои коллеги, британские археологи, не добрались до раскопок — на них напали всадники Рифат-бека, который считает гяуров детьми Шайтана, и вырезали всех до одного. Я не сжег сапоги, я сменил каблук и заказал серебряные подковки.
В 1873 году, в мае, когда я направлялся в Хиву, проводник Асаф решил завладеть моими часами, моим ружьем и моим вороным ахалтекинцем Ятаганом. Ночью, когда я спал в палатке, проводник бросил в мой левый сапог эфу, чей укус смертелен. Но сапог просил каши, и эфа уползла в пустыню. Утром Асаф сам рассказал мне об этом, потому что усмотрел в случившемся руку Аллаха.
Полгода спустя пароход «Адрианополь» напоролся на скалу в Термаикосском заливе. Я плыл до берега два с половиной лье. Сапоги тянули меня ко дну, но я их не сбросил. Я знал, что это будет равносильно капитуляции, и тогда мне не доплыть. Сапоги помогли мне не сдаться. До берега добрался я один, все остальные утонули.
Сейчас я там, где убивают. Каждый день над нами витает смерть. Но я спокоен. Я надеваю свои сапоги, за десять лет ставшие из черных рыжими, и чувствую себя под огнем, как в бальных туфлях на зеркальном паркете.
Я никогда не позволяю коню топтать репейник — вдруг он растет из старого Исаака?